«Виной» тому
— чудотворный образ Божией Матери, явленный над иноческими вратами Иверской
обители Афона. Прослышав о многочисленных чудесах, исходивших от святогорской
святыни, списки с иконы решили заполучить государь Алексей Михайлович и
Новоспасский архимандрит Никон. Сказано — сделано. И вот в Москву пожаловало
несколько списков, позднее также проявившихся многими чудесами. На Афоне икону
звали «Вратарница» — потому одному из наших списков, поначалу размещённому в
Греческом монастыре на Никольской улице, отвели место у Воскресенских ворот.
Наконец, специально для образа соорудили часовенку — сперва в дереве, затем в
камне. Часовня не единожды перестраивалась, украшалась, меняла вкладчиков и старост
— так, пред революцией одним из тех избирался Михаил Григорьев, производитель
вкуснейших в Первопрестольной колбасных изделий. Перекраивал часовенку и
великий зодчий Казаков, а замечательная поэтесса Марина Цветаева нарекла её
московским «Иверским сердцем». То сердце не раз горело и возрождалось из пепелища,
а перед наполеоновским нашествием главную её святыню, чтимый образ, вывозили в
Муром. Так или иначе, одно оставалось здесь незыблемым: все народное почитание.
Шли студенты и гимназисты перед экзаменами, шли купцы перед началами дел, шли
болящие и исцелённые. Под «синий, со звёздами, куполок, где железный Архангел
держит высокий крест» пришёл и Иван Шмелёв, описавший «Иверскую» в рассказах «Москва»,
«Весенний ветер», «Царский золотой», романах «Лето Господне» и «Няня из
Москвы». Шли дворяне и простолюдины. Славянофил Иван Киреевский, увидев такие
полноводные реки верующих и почуяв дух искренних устремлений, и сам по-настоящему
уверовал. Неспроста и героиня толстовской «Войны и мира», Наташа Ростова, чуть
оказавшись в Москве, тут же бросилась к Иверской. «Я — москвичка: люблю блины и
к Иверской хожу», — бесхитростно делилась героиня «Голубой звезды» Б. Зайцева.
К Иверской же из Кудрина вместе с матушкой ходил лирический герой купринских
«Юнкеров», а реально существовавший командующий Корнилов служил в часовне молебен.
Приезжая в белокаменную из Крыма, брал номер в «Большой Московской» с
обязательным видом на Иверскую Чехов, помянувший чудо древней столицы в «Палате
№ 6». Святыню с ближайшими достопримечательностями, кроме того, поминал Салтыков-Щедрин
в «Господах Головлёвых», «Дневнике провинциала», «Развесёлом житье», Тургенев в
«Первой любви», Островский в пьесе «Свои люди — сочтёмся», Лесков в «Соборянах».
Писали об Иверской и Бунин в «Чистом понедельнике» и «Тане», и Осоргин в
«Сивцеве Вражке», и Ремизов во «Взвихрённой Руси», и Савинков в «То, чего не
было». Ту же святыню описал в книге очерков «Москва и москвичи» М. Загоскин, и
её в стихотворении «Бывают дни» увековечил Игорь Северянин. Бесспорно: ни один
из московских храмов, а уж тем более икон, не удостоились столь обильного
внимания со стороны литераторов. Понятно: там — сотни типов, характеров,
чувств. Там — живая вера. Там — вся палитра Руси, её жизни...
Кстати, о красках: и Воскресенские ворота, и притулившуюся к
ним Иверскую на холстах за печатлели Ф. Алексеев, А. Васнецов и даже А. Лентулов
— полотно «У Иверской». Да, у Иверской с той поры, когда икону встречал Алексей
Михайлович и патриарх Иосиф, прошли тысячи людей, сотни тысяч. Нередко подле
образа служили Московские святители: Филарет, Тихон. А ещё Иверская звучит и в
ряде воспоминаний: в книге «Страницы жизни» актрисы Алисы Кооненили, скажем,
трогательно вспоминала о ней великая меценатка Маргарита Морозова. По словам
последней, святыню ежегодно доставляли в их дом — то была добрая московская
традиция: икону — обычно ночами — шестёркой лошадей перемещали по частным
квартирам, приютам, тюрьмам, больницам. Впереди шествовал всадник с факелом, а
несколько сопровождавших, сняв шапки, тоже выражали благоговение переживания.
Лишь зимами головы обматывались платками — так что было понятно издалека: не сановник
едет — Владычицу к страждущим везут. Более того, сподвигла московская Иверская
и на зарождение иного доброго обычая: все наши государи, начиная от Петра I,
въезжая в древнюю столицу, к Кремлю, первым делом останавливались и
прикладывались к Иверской. Была возле и крымский триумфатор, победительница
турок Екатерина Великая: на торжественном пути передвижения её из Петербурга
были задействованы до 80 тысяч человек и 20 тысяч лошадей, а сами ворота
превратились в триумфальные. Бывал у Иверской и последний наш самодержец-царь —
страстотерпец Николай II. Да не один... Так, перед коронацией 1896 г. император
с семьёй, московским губернатором Сергеем Александровичем и его супругой Елизаветой
Фёдоровной, а также бывшим с ними батюшкой Иоанном Кронштадтским останавливался
у Иверской, прикладывался и служил молебен. Всё было торжественно, пышно, красиво.
Увы, вскоре монархию потрясут апокалиптические события,
пострадает и Иверская — её грабили мародёры, ценности изымали властно, а в 1929-м
полностью разрушили. И за часовню, и за Воскресенские ворота, поминаемые А. К.
Толстым в «Князе Серябряном», пытались вступиться нарком Луначарский с
архитектором Щусевым — тщетно. Пытался просить сам Римский Папа, а русская
эмиграция собирала на спасение деньги. И ничего. Не серебряный князь — князь
тьмы ворвал я в наши пределы. И всё-таки люди продолжали молиться. Россия
обогатилась великим числом исповедников и мучеников — видно, дерзанием
праведников уже в наши дни было решено и часовню, и ворота восстанавливать.
Последние стали выставочным залом Исторического музея — среди прочего, там
выставлялись портреты, личные вещи и семейные иконы наших монархов, мозаичный
Спас руки Ломоносова. Что до часовенки, её в 1996-м году освятил патриарх
Алексий и начались постоянные богослужения — по несколько раз за день. Замечу:
до сноса часовня была приписана Перервинскому монастырю, а ныне — близлежащему
Богоявленскому приходу. Любопытно ещё и то, что новый список непосредственно
для возрождённой архитектором О. Журиным часовни писал афонский насельник Лука
и образ в сопровождении святогорских иноков в Москву доставили самолётом греческих
ВВС. Старый спасённый образ сегодня находится в Воскресенском храме Сокольников,
а его «заместительница», выносимая в ту пору, когда основная Иверская
благочестиво путешествовала, пре бывает в Николо-Кузнецком храме. Вот и новый список
обретает всё большую любовь и почитание в нашем бескрайнем городе. Московская
Иверская...
Когда-то переехав в Златоглавую из Киева и, желая стать
подлинным москвичом, к Иверской устремился поэт и певец Александр Beртинский.
«Религиозным центром Москвы была Иверская. С неё начиналось всё. Все несли
Иверской свои горести и мечтания и верили: она поможет», — вспоминал Вертинский
в книге «Дорогой длинною». Да, так было в Москве прежней. Так есть и в Москве
настоящей. «Заступницей» величали у нас Иверскую. «Заступницей» и
«Вратарницей», поскольку, стоя у врат наших сердец, сама Пречистая в образе
Иверском бережёт нас, хранит и покровительству ет. Если, конечно, и мы тянемся
к Её омофору. Зайдите в часовенку у Воскресенских ворот, смиренно приложитесь к
образу, сосредоточенно помолитесь и тогда точно поймёте: маленькое чудо
свершилось — замкнутые воротца душ приоткрылись добру и ощущению защищённости...
Журнал "Божий мир" 1/2015